Маски сняты, кто как себя ведет: Центральная Азия и остальные!
01 Июль 2016 г., 11:46

Современная военно-политическая ситуации в мире накладывает определенные особенности на отношения государств в различных регионах и на расклад влияния тех или иных стран в геополитических, экономических и военных вопросах. Каспийско-Центрально-Азиатский регион не является исключением в этом вопросе. Здесь присутствует противостояние в Афганистане, экономические проблемы в Таджикистане и Кыргызстане, проблемные вопросы, связанные с определением правового статуса Каспийского моря, наконец взаимоотношение этих стран относительно мировых держав.

Средняя Азия никогда не исчезала из поля зрения зарубежных экспертов, хотя временами проблемы этого региона оказывались на периферии мирового медийного пространства. Анализ ситуации здесь никогда не выглядел радужным из-за сложной истории, геополитики и тенденций развития событий в соседнем бурлящем Афганистане. Правдой и не правдой «экспертный состав» подвержен прогнозировать вероятность ситуации, при которой на тлеющие конфликты будут накладываться факторы радикальных исламистских движений, сотрудничества или соперничества в регионе с Китаем.

Для примера можно привести статью,   посвященная анализу пресс-конференции директора второго департамента Азии МИД России, специального представителя России по Афганистану Замира Кабулова, который в своем выступлении существенно исказил ситуацию в Афганистане. В частности, представитель российского МИД, мягко говоря, несколько преувеличил влияние талибов в Афганистане, заявив, что под их контролем находится около 70% территории страны. При этом руководитель американской миссии генерал Кэмпбелл утверждает, что 70% населенной территории Афганистана находятся под влиянием или контролем правительства.

Точно также, Кабулов явно переоценил потенциал ИГИЛ в регионе, отметив при этом, что «Талибан» вполне имеет перспективы стать одной из легальных политических сил Афганистана. В том числе Россия готова перестать считать организацию террористической».

Не являются ли безапелляционная критика афганского Правительства Национального Единства и одобрение роста политической роли «Талибана» признаком того, что Россия сделала ставку на сотрудничество с движением «Талибан»?

«Учитывая официально заявленное (в 2015 году) сотрудничество России с талибами в борьбе с призрачной угрозой ИГИЛ в Афганистане, резко укрепившиеся контакты пакистанской Межведомственной разведки с российскими коллегами, поставку оружия талибам в обмен на таджикских пограничников, по некоторым данным, при посредничестве российской стороны осенью 2015 года, а также другие эпизоды, – не являются ли абсурдное преувеличение угрозы ИГИЛ в Афганистане, безапелляционная критика афганского Правительства Национального Единства и одобрение роста политической роли «Талибана» признаком того, что Россия сделала ставку на сотрудничество с движением «Талибан» в ущерб и безопасности в регионе, и сотрудничеству с официальным Кабулом?»

На самом деле, данное предположение является не таким уж абсурдным, если мы вспомним комментарий работника по Центру стратегических и внешнеполитических исследований Арсения Сивицкого, в отношении Крыма. Реалии перед присоединением(аннексии) Крыма. Еще тогда аналитик утверждал о подготовке Москвой сценария дестабилизации, направленного на поддержание конфликтной динамики между ключевыми государствами и силами региона.

На счет Центральноазиатских стран А.Сивицкий отмечал, исходя из российской геостратегии, цели этой дестабилизации заключаются в ограничении влияния Китая и США в Центральной Азии, срыве стратегического партнерства и усилении противоречий между США и Китаем, США и Ираном, Пакистаном и Ираном и т. д. Еще одна цель Москвы – это формирование конфликтной динамики, которая обеспечила бы рост цен на энергоносители в краткосрочной и среднесрочной перспективе и превратила бы Россию в эксклюзивного поставщика энергоресурсов в регионе.

Но, вызвать повышение цен на нефть и природный газ России пока не удается. Напротив, цены на энергоносители ускорили своё падение, и, по-видимому, будут продолжать падать, особенно после снятия эмбарго с Ирана и неминуемого (раньше или позже) начала освоения новых недавно открытых гигантских месторождений (например, в Средиземном море и в Туркменистане) и усиления эксплуатации старых по мере подведения к ним трубопроводов (например, в Иране).

Сегодня, анализируя открытые источники, мы можем заметить подтверждение как минимум одного из положений данного вывода, а именно – серьезную озабоченность России ростом китайского влияния в Центральной Азии. Так, на сайте Российского института стратегических исследований (РИСИ), ранее входившего в состав Службы внешней разведки (СВР РФ), а ныне – Администрации президента России, не редко появляются ряд статей, посвященной «китайской угрозе».

Автор одной из них, уральский аналитик Дмитрий Попов отмечает, что «экономическая стратегия Китая последних лет в Центральной Азии была и остается сконцентрированной на двух ключевых задачах. Первая – это обеспечение доступа к ряду природных ресурсов, необходимых для быстрорастущей китайской экономики. Вторая – расширение рынков сбыта для китайской продукции».

«В некоторых сегментах российские компании теряют традиционные рынки сбыта в самой ЦА, испытывают растущую конкуренцию со стороны китайских корпораций за доступ к сырьевым активам региона». При этом Попов признает, что данные задачи решаются Пекином весьма успешно, «Китай прочно вошел в тройку главных игроков на сырьевом рынке ЦА наряду с Россией и западными корпорациями», и в результате «в некоторых сегментах российские компании теряют традиционные рынки сбыта в самой ЦА, испытывают растущую конкуренцию со стороны китайских корпораций за доступ к сырьевым активам региона».

Стоит освежить память, что в 2007 году началось строительство газопровода Туркменистан — Китай (через Узбекистан и Казахстан), 14 декабря 2009 года он был открыт. Это уже привело к катастрофическим для России последствиям в долгосрочной стратегической перспективе: как экономическим (утрата возможности диктовать цены и условия на региональном рынке углеводородов), так и политическим (обвальная утрата рычагов влияния в Центральной Азии, фактический выход среднеазиатских республик из сферы российского геополитического влияния). В случае же прокладки по дну Каспийского моря газопровода, соединяющего уже практически завершённую внутреннюю туркменскую газотранспортную систему «Восток — Запад» (от месторождений Довлетабад и Южный Иолотань до Каспийского моря) с газопроводом «Баку — Тбилиси — Эрзурум» и Южным газовым коридором в целом, возникает угроза прямого пути транспортировки газа от туркменского супергигантского газонефтяного месторождения (с его практически безграничными запасами) в Европу, что может привести к катастрофическому обвальному обрушению цен на углеводороды, к полному вытеснению РФ с рынка углеводородов (вплоть до возможности введения полного эмбарго без всякого вреда и угрозы для Европы).

Правда, Попов отмечает и положительные для Москвы стороны китайского присутствия в Азии, отмечая, что «Пекин оттягивает на себя газовые ресурсы Туркменистана. Это минимизирует риск строительства продвигаемого США и ЕС транскаспийского газопровода (Nabucco) и выхода туркменского газа на европейский рынок, где он будет конкурировать с российским сырьем».

Попова повторяет и другой аналитик из Екатеринбурга, Арина Мордвинова, в статье с весьма показательным названием «Юань завоевывает Центральную Азию». В конце Мордвинова прямо ставит вопрос «не займет ли юань в будущем позиции в ЦА, на которые мог бы претендовать рубль?».

Экономическая привлекательность России для региона падает, а привлекательность Китая, напротив, стремительно растет. Китай еще в конце прошлого десятилетия стал крупнейшим инвестором в регионе и теперь обещает инвестиции объемом в $46 млрд в рамках проекта «Шелкового пути». Он постепенно размывает привлекательность России как экономического партнера, и Центральноазиатские страны уже борются за места вдоль «Нового шелкового пути».

Москва, отстраненная от мировых рынков капитала, теперь играет вторую скрипку в двусторонних отношениях с Пекином, которому «Шелковый путь» постепенно помогает усиливать переговорные позиции.

Завершение этого проекта еще больше подорвет влияние Кремля в Центральной Азии. Симптоматичны в этом смысле были заявления президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. В феврале 2016 года, обращаясь к евразийским лидерам, он сформулировал аргументы в пользу более тесной интеграции как с китайским «Шелковым путем», так и с Евросоюзом.

Если руководство России не поймет, что успешная региональная интеграция возможна только на равноправной основе без принуждения, будущее дружественных центральноазиатских стран, будет выглядеть мрачно. Союзникам России надоела бедствующая российская экономика и агрессивные российские амбиции.

Ну и наконец, весьма показательна статья некой Любовь Люлько под заголовком «Туркмению надо спросить о положении русских», в которой доказывается, что в республике «набирает обороты националистическая русофобская риторика». При этом стоит вспомнить, что, по свидетельству бывших сотрудников института, именно РИСИ в свое время активно лоббировал аннексию Крыма и войну на Донбассе – и для обоснования этой агрессии тоже активно использовал риторику о «растущем украинском национализме», носящем «пока еще маргинальный характер», и, соответственно, о необходимости «защищать русскоязычное население» соседней страны. Практика показывает, что любые заявления России о растущих в том или ином регионе «национализме и русофобии» является ничем иным, как предпосылкой для будущего вмешательства в дела суверенной страны, ведущего к ее дестабилизации (как минимум в хорошо опробованных в Украине «гибридных» формах).

Таким образом, даже глядя на материалы пророссийских аналитиков, становятся видны и цели России в Центральной Азии, и привычные методы для достижения этих целей, уже опробованные на других территориях. Возможно, наращивание сотрудничества с «Талибаном» станет всего лишь одним из подобных методов.

Мурад Агаев